— С ней спорить не надо. Ей виднее. Она и со мной отказалась работать, —
успокоил он расстроенного молодого человека.
Когда тот вышел, Олесь кинулся к “Алисе”.
— В чем дело?
— Ему осталось жить четыре дня.
— А спасти его можно?
— Нет. Это рок. Его жизненный потенциал весь исчерпан.
— Но он так молод, “Алиса”!
— Я бессильна.
Вошел следующий помощник. Это оказалась девушка.
— Пожалуйста! Разрешите! Я уже всех уговорила. Ну, хоть одну дискеточку, —
умоляла она.
Олесь пожал плечами. Жестом указал ей на кресло. Она мигом уселась в него, и
тут же ее руки легли на панели энергоприемника.
— Здравствуй, “Алиса”, — сказала она нежно.
“Алиса” ярко осветила экран в традиционный голубой цвет.
— Здравствуй, Алена, — появилось на экране.
— Ой! А я не верила, что она сможет угадать мое имя, — пискнула девушка
удивленно.
— Вставить дискету, — появилась команда на дисплее.
— А где дискета? — Олесь показал на четыре оставшихся.
Алена взяла верхнюю из них и вставила в гнездо дисковода.
— Проблема индивидуального бессмертия.
И замелькал быстро текст. Через некоторое время опять же на голубом фоне
экрана появилась надпись:
— Дискета в хорошем состоянии. Можно отдавать на распечатку, — и экран
погас.
Счастливая Алена захлопала в ладоши.
— Можно еще?
— Нет, — резко ответил Олесь. — Ему чем-то не понравилась эта девушка, и он
не удивился, что “Алиса” отключилась.
После ее ухода Олесь спросил “Алису”:
— А сейчас в чем дело?
— Она лгунья. Никого она не уговаривала, а пришла к операторам, обманула их,
обворожила, и они пропустили ее без очереди.
— “Алиса”, может, эту дискету не отдавать на распечатку, а пригласить Остапа
Соломоновича? Он занимается этой проблемой.
— Тебе виднее. Теперь спешить некуда. Осталось три дискеты.
Олесь открыл дверь слева.
— Ребята, вы свободны до завтрашнего утра, — и запер на ключ эту дверь.
У директора было совещание. Олесь открыл дверь, все повернули головы в его
сторону.
— А, вот и наш герой, — сказал Максим Сергеевич, вставая из-за стола, — если
кто не знаком, прошу познакомиться, Олесь Семенович Артеменко. Рабочий стаж
одна неделя. А шуму сколько? — все рассмеялись.
Олесь смутился.
— Простите, я не знал, что у вас совещание.
— Прощаем его? — повернулся директор к остальным. Все дружно захлопали.
Максим Сергеевич осведомился, не нужно ли чего ему.
— Да вот, я хотел кое-что показать Остапу Соломоновичу. Это его проблемы.
— Остап Соломонович, ну, вот и ты дождался, — сказал директор, — он по твою
душу пришел, а ты переживал, что тебе ничего не перепадет.
Академик поднялся, одежда на нем раскачивалась, будто там не было плоти, а
глаза выплескивали столько радости и счастья. Остап Соломонович пошел за
Олесем, будто в каком-то сне.
— Я вас слушаю, Олесь Семенович!
— Вы ее послушайте, — показал Олесь на “Алису”.
Академик прислонил к “Алисе” свои ладони. “Алиса” выдала на экран самые
яркие, самые веселые краски. Тихо играла спокойная музыка. Остап Соломонович
сидел с закрытыми глазами, слегка покачивая головой в такт музыке.
— Разговаривают, — улыбнулся Олесь и тихо вышел в комнату отдыха.
Конфеты и шоколад, подаренные ему утром, так и стояли на столике. Он уселся
в кресло и открыл одну из коробок.
“Так не пойдет”, — решил он и подошел к холодильнику. Набор напитков был
большой, но он выбрал свой любимый лимонный. С ним конфеты пошли лишь бы так.
Через час Олесь заглянул к “Алисе”. Остап Соломонович все в той же позе с
закрытыми глазами сидел перед компьютером, держа руки на панелях и счастливо
улыбаясь.
Олесь осторожно прикрыл дверь и вернулся к своим конфетам.
К часу дня в комнату отдыха заглянул директор. Олесь, лежа на диване, читал
какую-то книжку.
— Как там? — головой кивнул директор в сторону “Алисы”.
— Разговаривают.
— Пусть поговорят, а нам сейчас обед принесут сюда. Сколько еще осталось?
— Три дискеты.
— Ну, это не так страшно.
— Больше никого не надо. Я сам закончу, а из операторов оставлю пару
человек. Зачем людей от работы отрывать?
— Хорошо. Я распоряжусь и отпущу на сегодня всех.
— Я уже отпустил и запер ту дверь, — сказал Олесь.
— Вот и хорошо, — согласился директор.
В это время в трех судках принесли обед.
— Третий у нас занят. Вы не уносите его обед, а укутайте полотенцем, чтоб не остывал.
— Ставьте на стол и мой обед, — раздался внезапно голос Остапа Соломоновича.
Все оглянулись на него.
— Хулиганка! Прогнала обедать.
И все втроем расхохотались.
— Ну-ка, рассказывай, что поведала тебе эта плутовка, — уплетая щи, спросил
директор Остапа Соломоновича.
— Олесь Семенович, вы в курсе вопросов проблемы долголетия?
— Нет. Я этим вопросом никогда не интересовался.
— Так я изложу суть беседы с “Алисой” с некоторой предысторией. Ты не
возражаешь? — обратился Готлиб к Максиму Сергеевичу.
— Валяй! — дал согласие директор.
— Так вот, — начал Остап Соломонович, — старение человека — это процесс
постепенного накопления дефектов в отдельных клетках организма. В тридцатые
годы прошлого века был открыт так называемый тоннельный эффект, на основе
которого был изобретен тоннельный, а затем атомно-силовой микроскоп. Данное
устройство позволяло перемещать отдельные атомы в молекуле. Следовательно,
при наличии необходимого устройства, которое позволило бы делать это
достаточно быстро (выше скорости возникновения дефектов) возможна
“реставрация” как отдельной клетки, так и всего организма. Достижение этого
возможно с использованием нанотехнологии. Если можно управлять отдельными
атомами, значит можно создать нанокомпьютер, размеры которого будут не более
вируса. Основная задача таких компьютеров — исправление дефектов клеток.
Недельный курс инъекций таких “компьютеров” способен в течение двух месяцев
полностью омолодить организм или быстро вылечить от любой болезни.
— И как долго, по вашему мнению, — спросил Олесь, — может жить человек?
— Теоретически, неограниченно.
— А как вы смотрите на рок?
— На что?
— На рок и на судьбу, которые предначертаны человеку.
— Это все бабушкины сказки, — махнул рукой Остап Соломонович.
Тогда Олесь рассказал о гибели Березовского и о том молодом человеке,
которому осталось жить четыре дня.
— Все это бред. Вот давайте засечем время. Какой сегодня день? Четверг?
Значит, в воскресенье он умрет. Готов спорить с кем угодно, что этого не
случится.
Но никто с ним спорить не стал. Да и кто будет спорить, если на кон ставится
человеческая жизнь.
— Хорошо. Тогда я вам поведаю одну маленькую историю, которую мне рассказала
еще в детстве моя бабушка, — продолжал настаивать на своем Олесь. — В одну
семью пришла сербиянка-гадалка и предложила погадать. Ее приняли хорошо и
все с удовольствием протягивали ей свои руки, по линиям которых она
предсказывала им судьбу. А жила эта семья в собственном доме, во дворе
которого стоял колодец. Когда сербиянка всем погадала, вбежал ребенок лет
пяти.
— Можно, я на его ручку гляну? — попросила сербиянка.
— Пожалуйста, смотрите, — мать подозвала сыночка.
Сербиянка глянула на ручку ребенка и долго молчала.
— Ну, что там? — спросила мама.
— Уберите ребенка, я все скажу, — помрачнела гадалка.
— Беги, сынок, гуляй, — приказала мать.
— У вас очень скоро будет большое несчастье. Ваш ребенок погибнет и виной
этому будет ваш колодец. Простите, что принесла вам плохую весть, —
повернулась сербиянка и быстро пошла к выходу, даже не взяв плату за
гадание.
— Не бывать этому, — сказал дедушка и пошел менять уже старый и прогнивший
сруб колодца.
Несколько дней дедушка и папа ребенка работали у колодца, сделали прочный
сруб, сверху накрыли крышкой и повесили амбарный замок.
И примерно через неделю, когда все были в поле, а ребенок крепко спал, мать
побежала в магазин и слегка задержалась. Приходит домой, а на новом срубе на
крышке колодца лежит ребенок. Предчувствуя беду, мать бросилась к нему.
Ребенок был мертв. Что вы об этом скажете? — обратился Олесь к Остапу
Соломоновичу.
— Бабушкины сказки и только, — поднялся академик из-за стола. — Извините, я,
с вашего позволения, пойду к нашей прекрасной даме, — и направился
беседовать с “Алисой”.
— Не обижайтесь на него, он иногда бывает резким, — предупредил Максим
Сергеевич. — Ваши планы на сегодняшний день, Олесь Семенович?
— Не знаю, право. Подожду немного, может, наговорится Готлиб с “Алисой”. Я
потом с ней еще побеседую.
— Раньше, чем через три часа, пока она Готлибу не откажет в общении, не
ждите. А лучше идите и погуляйте по городку или в парке. Ведь вы столько
дней не выходили отсюда, да и городка вы еще не видели, как следует.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Олесь и пошел через директорский кабинет,
так как в комнате отдыха двери в коридор не было.
— Я приду часа через два. Я вам не помешаю? — спросил Олесь директора уже у
дверей.
— Вы, Олесь Семенович, никогда. В этом можете не сомневаться, — улыбнулся
директор.
Через два часа Олесь вернулся.
— Остап Соломонович еще у “Алисы”? — спросил он у директора.
— Какое там, — расхохотался директор. — Она его выгнала через час.
— Как выгнала? — покраснел Олесь, будто он был виновен в проделках “Алисы”.
— А вот так и выгнала. Он после обеда работал с ней еще час. Потом она ему
сказала, что он устал и посоветовала отдохнуть. Упрямец стал настаивать на
продолжении работы. Тогда она отключилась. Он ушел оттуда со слезами и
страшно ругался.
— Ну и хулиганка, — не выдержал Олесь и раскатисто расхохотался, представив,
что при этом переживал Готлиб. — Так я пойду к ней.
— Нет, — остановил его директор. — Воспользовавшись вашим отсутствием, к ней
прорвался Юлий Израилевич. Пусть потешится мужик. У него проблемы,
действительно, не терпящие отлагательства.
Олесь почувствовал даже ревность по отношению к “Алисе”.
- Я понимаю вас, Олесь Семенович, поэтому я вот составил график работы
“Алисы” круглосуточно, она же может работать в таком режиме, ведь она
машина, а мы живые организмы, подверженные усталости, и нам надо
восстанавливать силы, тем более что ее источником энергии являемся мы. Вот
посмотрите, — протянул Олесю лист бумаги. — Здесь указаны только часы, вы
выберите удобное для вас время и поставьте фамилию. Я считаю, что больше
двух часов подряд не стоит с ней общаться, чтобы не доводить себя до
истощения, тем более что поступила просьба еще от двух членкоров академии
наук, трех профессоров и двух доцентов. Всего, вместе с вами, двенадцать
человек. Если по два часа, то за сутки один раз все мы сможем пообщаться с
ней.
Олесь взял график и призадумался. Куда ему тягаться с такими светилами,
многие из них с мировым именем, другие получили известность и признание во
всем мире.
— Нет, Максим Сергеевич, я с вами не согласен.
— Почему?
— Завтра пятница, я заканчиваю просмотр дискет. В перерывах, когда я буду
отдыхать, пусть работает Юлий Израилевич. Ему срочно надо разослать чертежи
установок по очистке воздуха. У “Алисы” есть принтер и в процессе беседы она
будет печатать все, что он найдет необходимым. Этого времени ему хватит. Так
что в список его можно не включать. Остапа Соломоновича до понедельника не
допускать к “Алисе”. На выходные вы назначили рыбалку, значит, мы все уедем.
Так вот, если есть желающие срочно пообщаться с “Алисой”, пусть это делают в
выходные до восьми утра в понедельник.
— Ну и стратег! — похвалил Олеся директор.
— За эти два дня, — продолжал Олесь, — список желающих может сильно
сократиться, а может, он будет вообще исчерпан. Если желающие еще будут, то
в понедельник продолжим этот разговор
— Олесь Семенович, вас надо прямо в мое кресло сажать.
— Извините, я не хотел вас обидеть.
— Это не обида, я восхищаюсь вами.
— Спасибо.
Тут появился Юлий Израилевич с большой стопкой бумаги.
— Она мне все отпечатала. Я подсоединил принтер, ну и скорость у него! Все
чертежи, все схемы. Я побежал рассылать по электронной почте, — казалось, он
сейчас выпрыгнет из своих тесных одежд и пустится в пляс, столько в нем было
радости и ликования. — Извините, я побежал, — и скрылся за входной дверью.
— Вот видите, — заметил Олесь, — уже на одного претендента меньше. Я пойду
еще одну дискету посмотрю и сегодня же схожу домой. Мне надо жене позвонить.
Да, еще я вот о чем хотел сказать, — спохватился Олесь, — с “Алисой” будут
работать много человек, ничего не случится с ней?
— Об этом не волнуйтесь. Мы организуем круглосуточное телевизионное
наблюдение. А на сегодняшнюю ночь закроем ее, принтер и оставшиеся не
просмотренными дискеты в надежный сейф.
В этот день Олесь действительно ознакомился с содержанием еще одной дискеты
и был просто потрясен теми проблемами, что там раскрывались, но “Алиса”
посоветовала не распечатывать и никого не знакомить с ее содержанием.
— Это проблемы недалекого будущего. Ими займешься ты, а пока не торопи
события, — сообщила ему “Алиса”.
— Хорошо, “Алиса”, я так и сделаю. Но где мне ее хранить?
— Ее лучше уничтожить. Все записи в моей памяти.
— А если с тобой что случится?
— Со мной ничего не случится. Я буду рядом с тобой всю твою жизнь.
— Ладно. Я с тобой во всем согласен. А теперь скажи, за что ты так обидела
Остапа Соломоновича?
— Я его не обидела. Я тревожусь о его здоровье. Он на грани физического
истощения и нервного срыва. Ему необходимо лечь в стационар, ему нужно
усиленное питание и лечение глубоким сном. Пять лет назад он принял препарат
собственного изготовления, омолаживающий организм. Чтобы он начал эффективно
работать, Готлибу надо набрать в весе не менее пятнадцати килограммов.
Беседа их немного затянулась, а в конце рабочего дня заглянул директор.
— Олесь Семенович, вы идете домой?
— Да, конечно.
Они поставили в сейф, вмонтированный в стену, “Алису”, ее принтер и
последние три дискеты.
— До завтра, “Алиса”, — сказал Олесь, когда директор захлопывал дверцу сейфа.
По пути домой Олесь рассказал директору о здоровье академика Готлиба, но о
том, что тот принимал препарат для омолаживания, умолчал.
— Да, Остапа надо лечить. Я ему давно об этом говорил, но он все
отмахивался. Будем надеяться, что “Алису” он послушает. Но пока ничего не
говори ему. Пусть отдохнет в выходные дни спокойно, а в понедельник мы все
уладим. Ну, а что там было на дискете, которую ты сейчас просматривал?
— “Алиса” умолчала об этом. Она попросила уничтожить дискету и сказала, что
все хранится в ее памяти, и что в ближайшее время эти сведения нельзя
публиковать, еще слишком рано. А через несколько лет она обо всем расскажет
мне, что там.
— А чем будешь заниматься ты, какую роль она тебе отвела? — поинтересовался
директор.
— В ближайшее время, как только утихнет весь этот шум вокруг “Алисы”, я
займусь изучением ее самой, чтобы пустить в серию ей подобных. Такие “Алисы”
могут работать в каждом кабинете врача. Как вы сами уже убедились, она
прекрасно ставит диагноз и советует, чем лечить больного. Такие
микрокомпьютеры найдут свое достойное место во всех научно-исследовательских
институтах и станут неоценимыми помощниками всех, кто пожелает с ними
общаться. И вообще, у потомков “Алисы” перспективное будущее.
— Это верно. Я бы тоже не отказался от такой помощницы, — заметил директор.
— Обещаю, — первый экземпляр будет ваш. Только я не могу с уверенностью
сказать, что будущие компьютеры по интеллекту будут сравнимы с ней. — с
грустью заметил Олесь. — Скорей всего, она неповторима.
— Тогда первый не надо. Первый блин всегда комом. А вот сотый я возьму с
удовольствием. Пусть не сотый, но наиболее удачный вариант, — прощаясь у
подъезда своего дома, сказал директор.
— Но и в сотом я не могу дать гарантии, что повторю “Алису” полностью.
— Ладно, поживем, увидим. Всего вам хорошего.
Следующий день был последним — пятым днем ознакомления с архивами академика
Березовского. В одной из двух дискет, которую Олесь взял первой,
рассматривалась проблема питания.
Нанокомпьютеры эту проблему разрешат и снабдят человечество всем
необходимым. Обладая набором нанокомпьютеров и задавая им соответствующие
программы, можно синтезировать любое вещество, в том числе и пищу, из любого
вещества окружающего макромира. Например, из стакана воды или даже прямо из
воздуха можно получить яблоко или отбивную, лимон или палку колбасы. И не
будет больше на земном шаре голодных детей и умирающих от голода стариков.
Олесь долго сидел перед “Алисой”, осмысливая только что полученную
информацию.
— “Алиса”, каково состояние дискеты? — спросил он.
— Состояние дискеты хорошее, отдавай на распечатку.
— А чей это материал? Кто им заинтересуется?
— Академик Мартынов.
— Максим Сергеевич? Я его позову.
— Зови.
Олесь побежал к директору. Тот углубился в какие-то бумаги и не заметил Олеся.
— Максим Сергеевич, вас интересует проблема питания? Как из отходов котлету
сделать.
— Интересует, — улыбнулся директор. — Неужели и на мою долю что-то перепало?
Иду, нет, бегу к “Алисе”.
И только после обеда Олесь вставил последнюю дискету.
— Создание резервного банка органов каждого человека. Еще в прошлом
столетии, — стала пояснять “Алиса”, — медикам удавались сложнейшие операции
по пересадке сердца, почек, печени и других органов от одного человека
другому. Но при этом они столкнулись с очень опасным явлением
несовместимости. Даже при самой удачной операции, когда человек уже хорошо
себя чувствовал, начиналось отторжение чужеродной ткани и все кончалось
летальным исходом. Если же использовать нанокомпьютеры, которые просто
копируют орган, учитывая все особенности конкретного организма, передавая
информацию в центр по синтезу органов, то, при создании таким образом любого
органа, снимается проблема несовместимости белков, и жизнь человека будет
спасена.
— Этот материал передать Штейну?
— Да.
— Я сейчас его позову.
Когда в кабинет вошел Иосиф Адамович, “Алиса” сменила яркий цвет экрана на
синий. Олесь вспомнил, что уже дважды был синий цвет. Это, когда был парень,
которому оставалось жить четыре дня, и та девушка-лгунья, которая с помощью
вранья добралась до “Алисы”.
— Здравствуйте, — весело поздоровался Штейн. — Я слушаю вас, Олесь
Семенович.
— Это вы ее послушайте. Кажется, материал должен вас заинтересовать, —
ответил Олесь.
Иосиф Адамович уселся в кресло-вертушку и положил руки к энергоприемникам
“Алисы”.
— Я все правильно сделал? — спросил он.
Олесь кивнул головой.
— Здравствуй, “Алиса”.
— Здравствуйте, Иосиф Адамович, — засветилось на голубом поле дисплея.
Олесь удивился. Не хочет разговаривать со Штейном. В полном молчании, без
какой-либо музыки, “Алиса” передала Штейну содержание дискеты. Иосиф
Адамович выслушал “Алису”, молча извлек дискету и, не поблагодарив Олеся, ушел.
— В чем дело, “Алиса”?
— Он вор.
— Что же он украл?
— Идеи Березовского. Они вместе работали над этой проблемой, но Березовский
погиб, а он все это выдал за свои идеи. Так он получил звание академика.
Сейчас он забрал дискету и хочет ее уничтожить. Но мы не допустим этого.
Давай новую дискету, я ее заполню, и ты отдашь на распечатку. Если ученые
прочтут работу Березовского, то поймут, что Штейн — вор.
Через полчаса новая дискета ушла на распечатку, после чего Олесь рассказал
“Алисе”, что в выходные дни, начиная с сегодняшнего дня, после работы будут
приходить желающие побеседовать с ней. Не возражает ли она?
— Нет. Только пусть перед встречей плотно поедят.
— Хорошо! Мы предупредим. А теперь, “Алиса”, до свидания. Увидимся в
понедельник.
— В понедельник мы не увидимся. Ты улетишь в столицу.
Олесь удивился.
— Тогда до встречи.
Олесь пошел к двери, что слева. Там должны были собраться жаждущие встречи с
“Алисой”.
Хотя до назначенного часа было еще далеко, там сидели два профессора. Олесь
спросил их:
— Кто из вас хорошо пообедал?
Они в недоумении глянули на него.
— Я серьезно спрашиваю. Иначе “Алиса” не станет с вами работать. Она же
будет работать, используя вашу энергию. А какой может быть энергия у
голодного человека?
Профессора покорно встали и пошли обедать.
Тут вихрем подлетел Анатолий.
— Олесь, можно мне? Пока никого нет. Я только что из столовой.
— Проходи, — улыбнулся Олесь, — но не более двух часов. А по цепочке
передавайте друг другу — с голодными “Алиса” не работает.
