Первый солнечный луч нового дня коснулся глаз спящей Татьяны.

“Опять штору не задернули вчера вечером” — с досадой подумала она, просыпаясь.

— Проснулась, дорогая? — услышала она нежный шепот мужа и почувствовала его взволнованное дыхание. Неописуемое блаженство разлилось по всему телу. Такого с ней ещё не было за всю многолетнюю близость с мужем в течение всей их совместной жизни. Она открыла глаза и глянула на него. Он улыбался, в его улыбке светилось счастье, и вновь в глазах заиграли лучики, которые угасли за прошедшие месяцы болезни дочери.

— Я ждал, когда ты проснешься, дорогая. Он потянулся к ней. Его непривычные ласки разжигали в ней незнакомый доселе огонь. Она отдалась во власть нахлынувших чувств, будто происходило все это с ней впервые. Его ласкающие пальцы скользили по роскошному телу, его горячие губы обжигали бархатистую кожу. Его дыхание пьянило.

— Олесь! — наконец-то, выдохнула она. — Я думала, что у нас никогда уже такого не будет. Мне казалось, что ты разучился любить.

— Прости, дорогая! Я сам не могу поверить в это. Мне кажется, что мы с тобой в хорошем сне. Давай, Танюша, не будем просыпаться.

Она застонала под натиском его ласк. Время остановилось для них. Реальность на какое-то время перестала существовать. Они отдались во власть безумию любви. Потом долго лежали, не разжимая объятий, наслаждаясь, близостью друг друга. Их дыхание постепенно приходило в норму, возвращая им способность мыслить и говорить.

— Знаешь, Танюша, я ведь сам думал, что для меня все потеряно. Теперь обещаю, мы наверстаем упущенное. Смотри! — и он указал глазами на низ живота.

Она глянула и покраснела от смущения.

— Олесь, это не ты. В тебя вселился какой-то бес.

— Плохой или хороший?

— Скорей всего хороший.

— Тогда иди скорей к этому хорошему бесу!

И новая волна страсти охватила их, как бы наверстывая упущенное. Солнце от смущения спряталось за тучу и долго не появлялось.

— Олесь, — с глубоким вдохом произнесла она, — зачем ты покрасил волосы?

— Не мели ерунду.

— Я серьезно. Ты, наверно, не хотел пугать Алису своей белой шевелюрой? Боялся, наверно, что она тебя не узнает?

— Прекрати, Татьяна! Вчера Булат пристал ко мне с подобным вопросом, сегодня ты голову морочишь.

— Ты можешь прямо ответить на вопрос? Почему у тебя такие волосы?

— Да не красил я их! Что ты выдумываешь?

— Тогда почему они у тебя такие?

— Какие “такие”?

—Темные и ни одной седины.

— Подожди, сейчас я посмотрю в зеркало. — Он поднялся, прошелся по кабинету. Татьяна смутилась, увидев его голым. Они столько лет прожили вместе, но никогда не допускали такой вольности. То ли чрезмерная стеснительность обоих, то ли необъяснимое чувство стыда не позволяли им этого. А сейчас она увидела мужа во всей его неотразимой красе. В это лето они ни разу не выезжали отдыхать, не до этого было по вполне понятным причинам, его тело было не загоревшим, но от природы он был смуглым. Крепкое, налитое мускулистое тело, которое умеет дарить такое блаженство.

— Здесь нет зеркала, — разочарованно проговорил он. — Не пойду же я в таком виде в прихожую.

— А ты оденься.

— Нет, дорогая, наша программа на сегодняшнее утро не закончилась, — и он снова нырнул в постель. Она залилась счастливым смехом.

На кухне приготовлением завтрака занимались Екатерина Дмитриевна и Марица.

— Бабушка, теперь Костя будет называть папу и маму не по имени и отчеству?

— Он уже вчера назвал их папой и мамой

— Мы их сейчас будем поздравлять?

— Нет. Они сначала будут просить прощения, а мы им будем желать счастья.

— И все?

— А ты чего хочешь?

— Что, и свадьбы не будет?

— Ну что ты, внученька, обязательно будет. Только чуть позже. Вот вернемся в Березовск и начнем готовиться к свадьбе.

— Бабушка, я теперь буду по-настоящему вашей родственницей? Ведь Костя будет мужем Алисы, а я его сестра.

— Да. Для Алисы ты будешь золовкой, а для всех нас ты давно стала родной. Смазывай оладушки маслом пока горячие и складывай в эту сковородку. Правильно, вот так, затем зальем сметаной. Хорошо. А теперь в духовку на слабый огонек. Когда все проснутся, они будут в самый раз.

— Доброе утро! — поздоровался Остап Соломонович, направляясь в ванную с бритвенными принадлежностями.

— Доброе утро! Что за ароматы такие? — зашел на кухню Максим Сергеевич.

— Берегите языки, чтобы не проглотить за завтраком, — ответила, смеясь, Екатерина Дмитриевна. — А ты, внученька, беги в гостиную, убери постели. Сейчас там стол будем накрывать. Что-то Танюша заспалась.

— Я давно уже проснулась, мама. Доброе утро! — Татьяна сладко потянулась, зевнула. — Что-то не выспалась.

— Доброе утро, Танюша! — свекровь глянула на сноху и спрятала довольную улыбку. Давно она не видела её такой помятой. Припухшие губы, синева под глазами, следы поцелуев на шее, в глазах загадочный блеск. Мать в душе порадовалась за сына.

“Слава Богу! Оттаивает. Кажется, гроза миновала”, — подумала она.

— Доброе утро, мама! — вошел Олесь Семёнович. — Наши молодые ещё не проснулись?

— Нет. Ещё не показывались, — внимательно смотрела на сына. — Как спалось, сынок?

— Отлично, мама! — В его глазах тот же таинственный блеск, что у Татьяны. — Отлично, мама! — повторил он со счастливой улыбкой.

— То-то, я вижу, у Танюши круги под глазами.

— Да, ладно, тебе, — смутился он. — От тебя ничего не скроешь. Всё видишь, всё понимаешь.

— Чего от меня скрывать? У тебя все на лице написано. Вижу, как сияешь! А что с твоими волосами случилось? Неужели покрасил, чтобы дочь признала?

— Мама, не выдумывай ерунды. Я необыкновенно счастлив, мама — он поцеловал мать.

— Ну, слава Богу! — облегченно вздохнула мать. — А я вдвойне счастлива, на тебя глядя. Неси вот тарелки на стол, сейчас завтракать будем.

— А молодых не будем ждать?

— Чего ждать? Игорь с Женией тогда только к обеду вышли. Не сидеть же нам голодными?

В прихожей, проходя мимо зеркала, Олесь Семёнович скосил глаза на свое отражение и остановился пораженный.

— Что остановился? — следом шла мать.

— Мама, я думал, что вы все шутите. У меня и на самом деле волосы тёмные.

— Так ты не красил их?

— Конечно, нет, мама. Мне бы и в голову это не пришло.

— Я уж грешным делом подумала, что это идея Булата, чтобы ты дочь не испугал своим видом.

— Булата? — Олесь Семёнович весело рассмеялся.

— Что так развеселился?

— Просто у меня одна мысль возникла.

— Ладно, иди. А то мы и так с завтраком задержались. Десятый час уже.

Когда завтрак подходил к концу, в дверях гостиной появились Алиса и Костя. Они держались за руки и смущенно улыбались.

— Доброе утро! — поприветствовали всех молодые и стали на колени, как того требовал обычай далекой Лаландины , по законам которой их брак считается действительным с этой минуты. Они виновато опустили головы.

— Олесь, Танюша, вы что, забыли? — забеспокоилась Екатерина Дмитриевна.

Родители поспешно вышли из-за стола, нерешительно подошли к молодым.

— Папа, мама, простите нас! — начал Костя. — Мы любим, друг друга и хотим быть мужем и женой.

— Будьте счастливы, дети мои! И будьте верными друг другу на всю жизнь! — Татьяна поцеловала дочь, потом Костю. То же самое сделал отец.

Молодые поднялись с колен, заулыбались и, как ни в чем не бывало, уселись за стол.

— Бабушка, ты сегодня сделала мои любимые оладушки? Кушай, Костя! Знаешь, как вкусно! Так только моя бабушка умеет готовить.

Она была веселой и беззаботной, остроумно шутила, заразительно смеялась. С любовью и нежностью на неё смотрели родители. Не верилось им, что ещё позавчера они были глубоко несчастными от свалившегося на них горя. После завтрака молодые поднялись.

— Извините нас, пожалуйста! — улыбнулась Алиса, — мы пойдем ещё поспим. Что-то совсем не выспались.

— Идите, дети мои. Вчера был трудный день. Отдыхайте! — сказала Татьяна Сергеевна и глянула на мужа глазами, полными страсти, любви и желания.

Когда закрылась за молодыми дверь, Мартынов задумчиво произнес:

— Олесь, я всегда говорил, что ты у нас великий стратег. Мне бы и в голову не пришло такое.

— Ты просто не пережил того, что досталось на мою долю. Мне казалось, что у меня внутри всё почернело от горя. Я ведь разучился смеяться и радоваться. Сейчас всё это познаю заново. — И он с нежностью глянул на свою жену, накрыв своей ладонью её руку. — Может, и мы пойдем с тобой поспим, дорогая? Вчера действительно был тяжелый день.

Татьяна покраснела. По её телу разлилась истома только от одной мысли об их предстоящей близости.

— Мама, вы управитесь с Марицей?

— Конечно, управимся. Идите, отдыхайте.

Максим Сергеевич поднялся.

— Остап Соломонович, пойдем, сходим в какой-нибудь музей, а пообедаем в ресторане. Екатерина Дмитриевна, вы не ждите нас к обеду. Мы придем поздно.

Алиса и Костя вошли в спальню. Они всё ещё не могли поверить в реальность происходящего. Костя нежно привлек к себе Алису. Уста их медленно соединились.

— Мое солнышко! — Костя рассматривал свою возлюбленную, будто видел впервые. Он взял в руки тугие косы, которые когда-то мечтал потрогать. Он смотрел в голубые глаза, которые светились такой любовью, что устоять перед ними не было сил. Бережно подняв на руки своё сокровище, закружился с ней в медленном танце.

Они совершенно забыли слова. Для них был понятен только язык жестов, взглядов, ласк и поцелуев. Как самую большую драгоценность, он положил её на кровать, осыпая поцелуями бархатистую кожу, любуясь совершенными формами девичьего тела. Она глубоко дышала и прислушивалась к тому, как по телу разливается огненная река желания. И когда её тело заполнилось до краев этим огнем, застонала от нетерпения, впуская его в тугие бархатные глубины. Реальность перестала для них существовать, на них обрушилось неземное блаженство.

Нечто подобное происходило в соседней комнате, где изголодавшиеся по любви Олесь и Татьяна не могли утолить своей жажды. Каждый момент их соединения становился началом ещё более сильной потребности. В ней внезапно разгорелось пламя такой неуемной страсти, что выплеснулось через край, обжигая его и без того разгоряченное естество. Снова и снова отдавались они безграничному упоению, которое дарили друг другу бесконечно.

— Всё, Олесь. Больше не могу, — в изнеможении призналась Татьяна. Давай хоть немного отдохнем. У меня больше нет сил.

Он опустил голову на её роскошную грудь.

— Спи, дорогая. Я послушаю, как бьется твоё сердце.

Она моментально уснула.

Олесь лежал и думал, анализируя свое состояние. Откуда столько в нем сил? А главное — неуемная потребность в сексе. Он всегда был умерен в своих желаниях. К женщинам не проявлял особого интереса. Татьяна у него была первой и единственной. Она вполне удовлетворяла его своей нетребовательностью, иногда равнодушием. С годами потребность в любовной утехе угасла. Он считал это в порядке вещей. А тут эта беда с дочерью. За эти месяцы он настолько охладел к жене, что перешёл спать в кабинет. Что же случилось с ним? И вдруг, как молния, его пронзила догадка. Булат. Не он ли виновник в переменах, происшедших с ним? Ведь они всю ночь проспали на одной раскладушке. Ну и что ж? Ведь в параллельном мире они тоже спали на одной раскладушке, но он не ощущал в себе такого прилива энергии. Он воспроизводил в памяти картины их совместного путешествия. Стоп! Костюмы. Они спали в телекинетических костюмах. Значит, костюм защищал его от энергии, излучаемой Булатом. А у него дома они спали в одних плавках. И сколько же энергии он позаимствовал от этого удивительного человека? Как же он, вероятно, страдает от своего неуемного темперамента. Бедняга!

Олесь приподнял голову и стал внимательно смотреть на жену. До чего же прекрасная и соблазнительная женщина! Он непроизвольно потянулся губами к розовому, по девичьи нежному соску, вдыхая тонкий аромат тела. По его телу, словно по воде, прошла рябь, кровь прилила к вискам. Татьяна проснулась оттого, что тысячи иголок пронзили её тело. Она вскрикнула от неожиданности и восторга.

— Олесь, что ты делаешь? Ты же никогда себе этого не позволял.

Он с жадностью покрывал её грудь поцелуями.

— Каким же я был дураком всю свою жизнь. Я столько потерял, лишив себя этого блаженства. Я все свои научные труды готов отдать за два твоих розовых соска.

— Сумасшедший!

Его непривычные ласки подействовали наркотически, затуманивая рассудок. А он продолжал ласкать, обследуя сильными руками все её тело.

— Танюшенька, ласкать тебя — это наивысшее блаженство. Это прелюдия любви, когда всё тело готовится к этому. Это генеральная репетиция перед большим концертом.

— Ну, и долго ты будешь так репетировать? Я уже вполне готова к концерту. По-моему, мы всю жизнь прожили на полной импровизации.

— Вот и плохо. И что ты можешь вспомнить о нашей жизни? Плотское наслаждение при полной амуниции? Ведь ты всю жизнь спать ложилась в трусах, лифчике, да ещё в ночной сорочке. Ты всё время стеснялась своей наготы, а я считал это в порядке вещей.

— При твоем красноречии, дорогой, вся прелюдия насмарку пойдет, — она закрыла его рот своими губами.

Закончив с утренней уборкой и другими домашними делами, Екатерина Дмитриевна и Марица пошли за покупками. Дойдя до рынка, Екатерина Дмитриевна остановилась.

— Вот что, внученька, мы сейчас с тобой пойдем в кино.

— А обед?

— Кому он нужен? Мы только в десятом часу с завтраком закончили. Они проспят до вечера, а ужин мы как-нибудь сообразим.

— Ой, как здорово! Пойдемте, бабушка!

К пяти часам вечера Марица с бабушкой возвращались домой с полными сумками. У самого дома их обогнала машина и остановилась у подъезда. Из машины вышел Булат с двумя огромными букетами цветов.

— Булатик! — крикнула Марица, бросила сумки и кинулась к нему. — Булатик, какая прелесть! Это ты кому?

— Немного тебе, остальные цветы Алисе и Косте.

— Булатик, а Костя женился, пока по-лаландински.

— Я знаю. Вот я и приехал их поздравить.

— Подожди, я сейчас, — она вернулась за сумками, возле которых стояла Екатерина Дмитриевна.

— Бабушка, Булат цветы привез для Алисы и Кости. Он хочет их поздравить. Пойдемте быстрее.

Булат положил цветы на капот машины и поспешил навстречу женщинам, отобрал у них сумки.

— Разве можно так нагружаться? — упрекнул их.

Когда они подходили к машине, Шота открыл багажник, доверху наполненный розами.

— Ах, Булатик, с тобой, действительно не соскучишься.

В квартире была тишина, которую нарушила Марица своим веселым щебетанием. Цветы сначала ставили в вазы, потом в ход пошли стеклянные банки, бидончики, ведра.

— Что тут у вас творится? — появился заспанный Олесь Семёнович.

— Привет, академик! — Булат пожал ему руку. — Ну, как брачная ночь? — шепотом спросил он

— Не говори! Со мной такого ещё не бывало.

— Я рад за тебя!

— Слушай, Булат, я ведь волосы не красил. Уж не результат ли это раскладушкотерапии? По-моему, ты меня перегрел. Во мне такая сексуальность, что не могу остановиться.

Булат так расхохотался, что упал в кресло. Заглянула Марица, удивлённо пожала плечиками.

— Ты чего смеешься?

— Это твой папа только что мне анекдот рассказал, — еле вымолвил Булат.

— Папа, расскажите мне, — теперь хохотали Булат и Олесь Семёнович.

— Доченька, это не для детских ушей, — девушка обиделась и ушла.

— А как жена к этому отнеслась? Заинтересованно спросил Булат.

— Крайне удивлена, но ничего против не высказала. По-моему, понравилось.

Наконец, все цветы стояли в воде. Они были на столе, на окнах, на журнальном столике. Остался последний букет, самый большой из всех.

— Этот некуда помещать, — объявила Марица.

— У меня когда-то был аквариум, — вспомнил Олесь Семенович. — Сейчас поищу на антресолях. — В аквариум поместили последний букет.

— Булат, откуда столько цветов? — удивился Артёменко.

— Вчера Шота прямо из ресторана поехал в аэропорт. Два часа назад он вернулся. Я ведь ничего не знал, я танцевал с Марицей, а он сразу догадался, что к чему.

Вышла Татьяна. В широко открытых глазах было такое восхищение! Она ходила между роз, притрагивалась к нежным лепесткам, нюхала, любовалась их красотой.

— Марица, надо их побрызгать. Они с росинками будут ещё красивее. Мама, где наша брызгалка? — Все кинулись на поиски брызгалки, нашли, наполнили водой. Марица обошла все цветы, обильно побрызгала их. Капельки росы заискрились на лепестках. — Вот теперь другое дело.

На шум выглянул проснувшийся Костя. Увидев столько цветов, пошел будить Алису. Она, утомленная любовью, крепко спала и не хотела просыпаться. Тогда он стал её целовать. Она потянулась к нему, воспламеняясь, сделалась покорной и податливой. И он мгновенно откликнулся на её зов.

— Ах, Костя, как хорошо! — наконец-то прошептала она, окончательно просыпаясь, и в момент наивысшего наслаждения замерла, крепко его обняв.

— Вставай, дорогая, там для нас сюрприз приготовили, — он подал ей шелковое платье цвета чайной розы, которое ему очень нравилось. Сам стал одевать костюм.

Алиса распустила косы, стала расчесывать волосы.

— Как мне надоели косы. Я их отрежу.

— Что ты, Алиса! Не делай этого, — не на шутку испугался Костя. — Я так люблю твои косы.

— Они тебе так нравятся?

— Очень нравятся.

— Тогда не буду, — она заплела косы, откинула их назад. — Пойдем, посмотрим, что там за сюрприз.

Костя открыл дверь. Перед ними на полу стоял аквариум с розами.