В понедельник утром по дороге в институт Олесь почувствовал какую-то тревогу. Люди шли молча, не слышалось смеха, не пели девушки. Он увидел плачущую женщину в трауре. Перед входом в институт у доски объявлений стояла толпа людей.
— Надо же, какое несчастье, такой молодой, красивый и сильный. Ведь он был прекрасным пловцом. Что же никто не мог спасти его?
Олесь протиснулся сквозь толпу. В траурной рамке висел большой портрет того парня, которому “Алиса” предсказала смерть.
— Сергей Иванович Сорокин, — прочел Олесь, — трагически погиб на двадцать пятом году жизни.
Впереди Олеся стоял Остап Соломонович. Олесь положил руку ему на плечо. Готлиб обернулся и глянул на Олеся.
— Он? — спросил академик одними губами.
Олесь кивнул головой.
— Пойдемте! — Олесь обнял его за плечи. Боже, до чего он худой. Живые мощи, да и только.
Так в обнимку они и вошли в директорский кабинет. Там уже были все академики.
— Олесь Семенович, — обратился к Олесю Иосиф Адамович, — это портрет того парня?
Олесь кивнул головой, усаживая в кресло Остапа Соломоновича.
— Олесь Семенович, — обратился к Олесю директор, — я не ожидал, что наша сегодняшняя планерка будет омрачена печалью. Поэтому буду краток. За то, что вы помогли нам отыскать архив Березовского и разобраться с ним в такой короткий срок, мы награждаем вас премией в размере десяти месячных окладов.
— Спасибо! Но к чему мне деньги? Мне бы лучше десять дней отпуска.
— Хорошо, — согласился директор, — вы награждаетесь упомянутой премией и десятидневным отпуском.
Поднялся Юлий Израилевич.
— А это от нашего института, — указал он на две небольших красочных коробки, которые стояли на столе.
— Что это? — удивленно спросил Олесь.
— Видеофоны, чтобы вы могли в любое время общаться со своей женой. Один из них необходимо отправить к ней.
— Вместе со мной, — уточнил Олесь.
— Тогда собирайся, — сказал директор. — Я через полчаса вылетаю в столицу на плазмолете.
— Остап Соломонович, вы немедленно отправляетесь в стационар на лечение, — приказал директор.
Готлиб был сломлен окончательно известием о гибели Сергея Сорокина. У него не было сил сопротивляться.
— Хорошо, — сказал он и расплакался как ребенок.
Олесь помог ему подняться, и проводил в медицинское отделение института, где был стационар.
— Счастливо тебе, сынок! — сказал он Олесю, — вернешься, проведай старика.
— Я обязательно приду к вам. Мне очень надо с вами поговорить.
— О Таисии Ароновне? — поднял на Олеся глаза академик. В них столько было боли и страдания.
— И о ней тоже, — нашелся Олесь.
А через час Олесь обнимал свою жену, мать и брата.
— Что же ты, сынок, шуму столько наделал? У нас дверь не закрывается от этих журналистов. Все твои фотографии растащили, даже ту, где тебе всего три месяца было.
Раздался звонок, да такой требовательный, что не хочешь, да откроешь.
— Меня здесь нет, — Олесь схватил видеофон и потащил за руку жену в другую комнату, а мать, охая и ругаясь, пошла открывать дверь. Звонок трезвонил весь день, и Олесь с Татьяной безвылазно сидели в своей комнате. Когда никого не было, мать внесла им кастрюлю со щами.
— Поешьте хоть чего-нибудь здесь. А то там спокойно не дадут вам и ложку ко рту поднести. Вот они, тернии славы, сынок!
Несколько дней Олесь не выходил из дому, проводя все время в кругу семьи. Часами спорил со своим братом Игорем на самые разные темы, которые тревожили молодые умы.
Когда журналистский ажиотаж поостыл, Олесь собрался навестить своего школьного друга Андрея. Сначала он ему позвонил домой.
— Олесь! Это ты? А я уже думал, что на своем Олимпе славы ты забыл своих друзей. Как же, как же, какой канал ни включи, все о тебе.
— Андрюша, у меня к тебе дело и очень серьезное.
— Давай, выкладывай.
— Это не телефонный разговор.
— Тогда жду тебя. Надеюсь, не забыл, где я живу, — пригласил Андрей Олеся.
— Ты надолго? — спросила Танюша мужа.
— На пару часиков.
— Не опаздывай к ужину, — попросила она.
Андрей встретил Олеся с распростертыми объятиями.
— Давай, выкладывай, что у тебя?
Дело в том, что Андрей служил в милиции и был неплохим следователем. На его счету уже много раскрытых самых запутанных дел, от разгадки которых многие опытные работники отказались.
Олесь рассказал Андрею о Таисии Ароновне.
— А чем же я могу тебе помочь? И смогу ли?
— Сможешь! Мне нужны только данные. Мне нужно найти сведения пятилетней давности о гибели девушки или женщины — талантливой певицы или художницы. Это должно было произойти где-то с 25 августа по 5 октября.
— Почему такой большой интервал? — спросил Андрей.
— Сорок дней. Что такое сорок дней, не мне тебе говорить.
— А хоть где это произошло?
Олесь пожал плечами.
— Хорошо. Я попробую поискать в компьютерных архивах тех лет. Дня через три-четыре я представлю тебе оптимальный вариант имен погибших и причин их гибели.
— Еще вот что мне нужно: фотографию, желательно цветную, матери Готлиба в молодости. Если будет возможность, то ее родителей.
— Это будет труднее. Надо кого-то посылать в тот город, где она жила. Неизвестно, сохранилось ли что-нибудь.
— У нее есть второй сын. Он был военным, дослужился до генерала, сейчас в отставке, — сообщил Олесь, — и если ты его разыщешь, попроси фотографии ее детей, когда они были маленькими.
Через три дня Андрей зашел к Олесю домой и вручил ему внушительный список погибших женщин в интересующий его период и несколько фотографий.
— Это Таисия Ароновна в молодости, — стал пояснять Андрей, — это ее родители, тоже в молодости, это ее сыновья. Все, что смог для тебя сделать, — сказал Андрей.
— Спасибо, дружище! — поблагодарил его Олесь.
Дня через два в квартире раздался необычный сигнал. Все подхватились и стали искать его источник. А он, казалось, был везде, и нигде его не находили.
— Видеофон, — воскликнул Олесь, — я совсем о нем забыл.
Он вытащил его из коробки, звук стал сильнее, отчетливей. Когда он поднял крышку, на экране была надпись: “Включить в сеть”.
Олесь включил, и на экране появилось изображение Максима Сергеевича.
— Здравствуй, Олесь! Ты что, даже не распаковал видеофон?
— Да я не ожидал, что мне кто-нибудь позвонит, — оправдывался Олесь. — Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. Просто я через два дня буду в столице, и ты мог бы мне составить компанию на обратный путь.
— Как там Остап Соломонович? — поинтересовался Олесь.
— Он сейчас пребывает в младенческом возрасте.
— Как это?
— Да очень просто. Как малышей кормят? Через каждые три часа. Вот и его кормят через каждые три часа: манная каша на сливках, всевозможные соки. В нем ведь было всего сорок килограммов при росте 170 см. Он уже поправился на шесть килограммов. Но по нему пока не видно. Повеселел, глаза заблестели. Привет тебе передает. А Штейн ушел от нас. В прессе разразился скандал, так как он присвоил себе труды Березовского, и он подал заявление. Вакансию держим за тобой.
— Да вы что? Мне до нее еще дорасти надо. Пусть занимают те, кто на очереди.
— Ну, ладно, скромник. До встречи.
В оставшиеся дни Олесь успел навестить Степана Семеновича и Григория Ивановича.
Степан Семенович обнял Олеся с такой нежностью и любовью, что даже всплакнул на его плече.
— Наслышан, наслышан! Счастлив беспредельно. Рад за тебя.
— А как вы посмотрите на перспективу встречи с творением рук ваших? — спросил Олесь.
— Только об этом и мечтаю! — с радостью воскликнул старик.
— Тогда в ближайшее время вам предстоит поездка в наш научный центр. Будем разбирать “Алису” на составные части и создавать ей подобных.
— Как разбирать? Ты что, рехнулся? — возмутился старик.
— Да не в полном смысле этого слова, а досконально изучать ее устройство, — уточнил Олесь.
— Ну, это другое дело. А то — разбирать, — передразнил он Олеся. — Когда выезжать?
— Значит, вы не против? — засиял Олесь. — А то я думал, что вас уговаривать придется.
Григорий Иванович сначала вроде заартачился, потом позволил себя уговорить и, наконец, великодушно согласился.
