Булат в это время находился в каком-то наркотическом опьянении, в состоянии благодушно приподнятого настроения. Близился день, о котором он так мечтал. Но держался южанин спокойно и уверенно, лишь лихорадочный блеск в глазах выдавал его волнение. Всё отделение милиции было поднято на ноги. Нет, не по приказу, а по велению сердца. Булата в коллективе полюбили, слушались беспрекословно. Каждый старался помочь ему в этот ответственный момент его жизни.
Величко Григорий Игнатьевич встречал гостей, распределял по квартирам. Остальные ребята провожали их до места временного проживания, показывали столовую, предупреждали, что питание в городе бесплатное. Все столовые города работали с усиленной нагрузкой. Туда потянулись неработающие женщины, чтобы помочь работникам общепита. В клуб стекалась молодежь для предсвадебных репетиций. Город жил в ожидании грандиозных событий. Предстоящая свадьба заинтересовала всех. Девушки кокетливо стреляли глазками в черноглазых парней в черкесках, разгуливающих по городу.
По вечерам Булат звонил Марице, чтобы услышать её голосок и непременно: ”Булатик, я люблю тебя”! Он был на пределе взвинченности и боялся сорваться, боялся испортить так хорошо отлаженный механизм подготовки к свадьбе.
Марица, наоборот, была очень спокойной. Силы ей придавала уверенность в его любви. Она вся была в работе, разбирала архив Березовского, отбирала экспонаты для будущего музея. Кроме того, помогала бабушке в домашних делах, нянчилась с малышами.
Однажды вечером Олесь Семёнович вернулся домой раньше обычного, вручил Марице довольно объемный сверток.
— Что это, папа?
— Свадебное платье, доченька. Это подарок от моих коллег лаландинцев. Иди, примерь, может, что не так. Может, надо подогнать немного.
Искорки счастья заиграли в озорных глазах девушки. Она шепотом спросила:
— Папа, это платье такое, как было у Алисы?
— Нет, доченька, Оно ещё красивее. Это самая последняя мода планеты Лаландина.
— Спасибо, папа! Вы самый прекрасный папа на свете! — она поцеловала его в щеку. — Если б не вы, мы бы до сих пор жили в подвале.
— Не надо, милая моя девочка, вспоминать старое. Думай лучше о будущем.
— Как там Булатик? Он совсем не приходит, только звонит по вечерам, — грустно призналась она.
— Не обижайся на него. Он весь в предсвадебных хлопотах. К нему на свадьбу пол-Кавказа приехало. Всех их надо разместить где-то. Сегодня на грузовом плазмолете весь день возили баранов на шашлыки. Уже полсотни привезли. Вчера доставили несколько бочек вина. Прибыл знаменитый кондитер из Молдавии, которого я пригласил. Уже колдует в столовой. Сотни женщин пришли ему помогать и поучиться немного у него.
— Ой, папа, как интересно! Я начинаю волноваться.
— Ты не волнуйся! Твой Ромео не забывает о тебе ни на секунду.
— Булатик! Я так люблю его! Я такая счастливая, — она прильнула к отцу. Тот нежно обнял дочь, поцеловал роскошные волосы.
— Беги, примеряй! Я пойду к сыну, соскучился очень по малышке.
— Мы сегодня ходили в детскую поликлинику, взвешивали малышей. Оба хулигана поправились на один килограмм двести грамм. Вы знаете, даже врач удивился, как они похожи. Но мама и Алиса уже безошибочно узнают своих малышей и больше не заставляют меня их нюхать.
Они рассмеялись и разошлись по комнатам.
Богдан лежал в кроватке голенький, сучил ножками, бесконтрольно размахивал ручками, бил себя по лицу, отчего пугался, вздрагивал. Татьяна сидела возле кроватки, охваченная счастьем материнства, наблюдала за сыном.
— Как дела у вас? — Олесь Семёнович поцеловал жену. — Марица мне уже доложила о ваших достижениях.
— Успела! — разочарованно произнесла она.
— Что врач сказал?
— Мы зашли вместе с Алисой. Врач был просто поражен сходством детей. А они, оказывается, совсем разные. У Ионелки глаза потемнели, скоро будут как у Кости. А у Богдана больше зелени стало в глазках. Точь-в-точь, как у тебя.
— Привет, боксер, — отец нагнулся над сыном. Тот замер, прислушиваясь к новым звукам, чихнул, громко освободился от газов, пустил свой фонтанчик. Отец, довольный, рассмеялся. — Ну вот, поприветствовал отца по полной программе. Танюша, я посижу с ним, а ты сходи к Марице. Я ей принес свадебное платье. Оно без примерки сшито, может, чего подправить надо? — Жена вышла, а он присел у кроватки.
Платье Марице было в самый раз. Она стояла в нем перед зеркалом и не верила, что та девушка, которая смотрела на нее из зеркала, это она сама. Ей много раз говорили, что она красивая, но она к этому относилась без особого внимания. Но сейчас у неё перехватило дыхание. Неужели это правда? Она протянула руку к зеркалу, отображение повторило движение. Их руки встретились на холодной глади стекла. Девушка стала рассматривать себя по деталям. Подняла руками волосы со лба. Широкий лоб покоился на черных тонких бровях. Довольно большие глаза, длинные густые черные ресницы. Белки глаз были настолько белыми, что отливали голубизной. Глаза карие, довольно темные. Нос. Какой же у нее нос? Она повертела головой, чтобы увидеть себя в профиль. Взяла небольшое зеркальце и с помощью двух зеркал рассмотрела свой нос. Осмотр её удовлетворил. Ушки небольшие, не торчат, прижаты к голове. Рот, — она улыбнулась, — вроде, нормальный, красиво очерчен, довольно яркий, не нуждается в помаде. Голова на длинной точеной шейке смотрится нормально. Вроде, даже красиво. Она приложила руки к груди, покачала головой. Здесь маловато, надо бы чуточку больше. Ничего, подрастут. Талия. Да, талия у нее была на зависть всем девчонкам.
Вошла мать.
— Как платье? О! Какая красота! Ну, и папа у тебя! Балует он свою дочь.
— Мама, мне не верится, что это я. Неужели я на самом деле такая красивая?
— А ты сомневалась до сих пор, доченька? Ты, действительно, красавица! Разве тебе никто не говорил об этом?
— Булатик много раз говорил. Но я думала, что это просто комплименты, которые обычно говорят всем женщинам. Я никогда не придавала особого значения своей внешности. Наоборот, когда мы с Костей жили в подвале, я стыдилась на людях показаться.
— Это все позади. Не вспоминай о плохом в предсвадебные дни. Думай только о хорошем. Что тебе ещё надо к свадьбе?
— Я не знаю, мама, — она пожала плечами. — Я ни разу замуж не выходила.
Татьяна рассмеялась.
— Тебе надо белые туфельки купить.
— Зачем? У меня их и так целый магазин. И белые есть в том числе.
— Но это не свадебные. Я сейчас скажу отцу, он сходит с тобой в магазин.
— Не надо. Я сама схожу.
— Тебе нельзя одной выходить из дома. Булат строго-настрого запретил тебя одну отпускать.
— Ой, глупенький! Украдут меня, что ли?
— Украдут, не украдут, но он очень просил. Он боится тебя потерять. Булат выстрадал эту любовь и заслуживает быть счастливым. Он столько для нас сделал, что мы в долгу перед ним. Так что, будь умницей, не перечь ему.
— Хорошо. Я пойду с папой. А что ещё надо?
— Посмотри нижнее белье. Надо, чтобы на тебе всё было новое. Ведь со свадьбы ты сразу пойдешь к мужу.
— Ой, мама, мне чего-то страшновато!
— Тебя же никто силой не заставляет. Ты сама рвешься к нему.
— Я его очень люблю! Очень, очень! Ну, просто о-о-очень!
Послышался плач ребенка.
— Богданчик плачет, — забеспокоилась мать. — Я сейчас.
Олесь Семёнович осторожно поднял ребенка, прижал к груди. Малыш забеспокоился, стал ротиком ловить что-то, и, не найдя желаемого, разревелся. Вбежала Татьяна.
— Ты зачем взял его на руки? Ещё полчаса до кормления, — но, глянув в глаза мужу, умолкла.
— Танюшенька, это же моя кровиночка. Я так хочу прижать его к своей груди. Не ругайся, пожалуйста! Я дочь совсем не нянчил. Она так быстро выросла. А теперь ты не даешь мне сына. — Ребенок притих, прислушиваясь, заулыбался. — Смотри, он улыбается мне! Агу! Агу, сыночек! — Ребенок замахал ручками. — Видишь, как он радуется? Не лишай меня такого счастья! — Он приблизил ребенка к лицу, нежно осыпал поцелуями голый животик. Ребенок стал смеяться. Татьяна улыбнулась и молча вышла. Она вновь вошла к Марице.
— Что там? — спросила девушка.
— Его отец на руки взял. Сейчас они беседуют на научные темы.
— Наверно, о параллельном мире.
— Что-то вроде этого. Переодевайся. Сейчас пойдешь с отцом в магазин.
На скамеечке у дома сидели Вано и Шота. Когда Олесь Семёнович с Марицей вышли из подъезда, ребята поднялись и пошли следом за ними. Недалеко, прислонившись спиной к дереву, стоял Генка Ярцев и с независимым видом жевал жвачку. Не торопясь, он последовал за всеми.
В магазине Марица быстро выбрала себе всё, что ей надо было. Пока отец расплачивался, она оглянулась вокруг. Недалеко стояли Шота и Вано. В дверях светил своей рыжей шевелюрой несчастный Генка. Она встретилась с ним взглядом. Сколько боли и страдания было в его глазах! Девушка улыбнулась. Генка рванулся к ней, но на пути возникли два парня в черкесках.
— Не твое. Не тронь!
Генка, презрительно глядя на них, выдул из жвачки большой пузырь, который лопнул, прилипнув к его губам. Он слизал жвачку с губ, выплюнул им под ноги и вышел из магазина.
Марица с отцом возвращались домой. Вано и Шота снова сели на скамейку.
— Папа, и давно меня так стерегут?
— Сразу же после выпускного бала. Первую ночь здесь просидел Булат, а потом круглосуточно дежурили его ребята из милиции.
— Булатик, как же он меня любит!
